Болеслав Прус : Фараон


Рамсес слушал, недоумевая. В этой злой, раздраженной женщине он не узнавал жрицу, которую видел в храме, девушку, овеянную страстной песнью грека.
- Завтра, - сказал царевич, - ты можешь выйти в сад. А когда мы поедем в Мемфис, в Фивы, ты будешь веселиться, как никогда. Взгляни на меня - разве я не люблю тебя и разве не великая честь для женщины принадлежать мне?
- Да, - ответила она капризно, - но у тебя ведь было до меня четыре...
- Тебя я люблю больше всех!
- Если б ты любил меня больше всех, то сделал бы меня первой, поселил бы во дворце, который занимает эта... еврейка Сарра, и дал бы почетную охрану мне, а не ей. Там, перед статуей Ашторет, я была первой... Те, кто поклонялся богине, падая перед ней на колени, смотрели на меня... А здесь что? Солдаты бьют в барабаны, играют на флейтах, чиновники складывают руки на груди и склоняют головы перед домом еврейки...
- Перед моим первенцем, - перебил ее с раздражением Рамсес. - А он не еврей!
- Еврей! - крикнула Кама.
Рамсес вскочил.
- Ты с ума сошла! - сказал он, вдруг успокоившись. - Разве ты не знаешь, что мой сын не может быть евреем?..
- А я тебе говорю, что он еврей!..