Майкл Александр Айснер : Крестоносец
Примерно через полчаса я поднялся с кровати и выглянул в коридор. Сразу за дверью моей комнаты, на стуле, прикорнул слуга, больше никого не было видно. Я вернулся в кровать, но ненадолго. Бесцеремонность моего кузена раздражала меня: вот так взять да войти в мою комнату без положенных церемоний, а в придачу еще и оскорбить меня - несмотря на то, что я так слаб. Я решил поговорить с ним, даже если для этого придется ослушаться распоряжений дона Мендосы. Выйдя из спальни, я осторожно двинулся по коридору, но нигде не видел кузена. Тогда я спустился по лестнице и открыл дверь во внутренний двор. Андре сидел верхом на лошади, держа под уздцы вторую.
- Ее зовут Панчо, - сказал он. Глаза у животного были черные, бездонные, сияющие.
- Я сказал своему отцу, что тебе не сладить с этой лошадью, - продолжал Андре. - А он ответил, что ты к ней привыкнешь. Мы скакали весь день. На кукурузных полях Лекароса мошкара до крови искусала мне лицо и губы. Мы неслись все быстрей и быстрей - по вспаханным полям Гарсиаса, где изумленные крестьяне отрывались от плугов и как зачарованные смотрели на нас, словно мы были посланниками Божьими; затем через темный королевский лес за городом. Соленый пот лошади смешивался с моим потом.
- Ее зовут Панчо, - сказал он. Глаза у животного были черные, бездонные, сияющие.
- Я сказал своему отцу, что тебе не сладить с этой лошадью, - продолжал Андре. - А он ответил, что ты к ней привыкнешь. Мы скакали весь день. На кукурузных полях Лекароса мошкара до крови искусала мне лицо и губы. Мы неслись все быстрей и быстрей - по вспаханным полям Гарсиаса, где изумленные крестьяне отрывались от плугов и как зачарованные смотрели на нас, словно мы были посланниками Божьими; затем через темный королевский лес за городом. Соленый пот лошади смешивался с моим потом.