Болеслав Прус : Фараон
Сам же, взяв Пентуэра, Тутмоса и двадцать лучших азиатских конников, поскакал в Мемфис.
За пять часов они проехали половину пути, и тут, как предупреждал Ментесуфис, их ждали свежие лошади. Конвой сменился, и Рамсес со своими двумя спутниками и новым конвоем после короткого отдыха помчался дальше.
- О горе! - стонал щеголь Тутмос. - Мало того, что уже пять дней я не принимаю ванны и забыл, что такое розовое масло, - изволь-ка сделать еще два форсированных марша в один день. Я уверен, что, когда мы очутимся на месте, ни одна танцовщица не захочет на меня взглянуть.
- А чем ты лучше нас? - спросил царевич.
- Я слабее, - вздохнул Тутмос. - Ты привык к верховой езде, как гиксос; Пентуэр - тот готов путешествовать верхом даже на раскаленном мече. А я такой неясный...
С закатом солнца путники поднялись на высокий холм, откуда открывалась величественная картина: перед ними простиралась зеленоватая долина Египта, а на фоне ее, словно ряд багровых костров, пламенели треугольники пирамид. Немного правее пирамид, тоже как будто в огне, сверкали верхушки пилонов Мемфиса, окутанного синеватой дымкой.
- Скорей! Скорей! - торопил Рамсес.
Немного спустя их опять окружила ржаво-коричневая пустыня, и опять засверкала цепь пирамид, пока все не растаяло в бледном сумраке.
За пять часов они проехали половину пути, и тут, как предупреждал Ментесуфис, их ждали свежие лошади. Конвой сменился, и Рамсес со своими двумя спутниками и новым конвоем после короткого отдыха помчался дальше.
- О горе! - стонал щеголь Тутмос. - Мало того, что уже пять дней я не принимаю ванны и забыл, что такое розовое масло, - изволь-ка сделать еще два форсированных марша в один день. Я уверен, что, когда мы очутимся на месте, ни одна танцовщица не захочет на меня взглянуть.
- А чем ты лучше нас? - спросил царевич.
- Я слабее, - вздохнул Тутмос. - Ты привык к верховой езде, как гиксос; Пентуэр - тот готов путешествовать верхом даже на раскаленном мече. А я такой неясный...
С закатом солнца путники поднялись на высокий холм, откуда открывалась величественная картина: перед ними простиралась зеленоватая долина Египта, а на фоне ее, словно ряд багровых костров, пламенели треугольники пирамид. Немного правее пирамид, тоже как будто в огне, сверкали верхушки пилонов Мемфиса, окутанного синеватой дымкой.
- Скорей! Скорей! - торопил Рамсес.
Немного спустя их опять окружила ржаво-коричневая пустыня, и опять засверкала цепь пирамид, пока все не растаяло в бледном сумраке.